Среди факторов, определяющих закат или расцвет экономики, есть один, о котором редко упоминают в официальных докладах — промышленный шпионаж. Российские компании в глобальной шпионской игре последние годы больше на положении обороняющихся. Однако рост технологического отставания может вынудить их перейти от пассивной защиты своих секретов к активным попыткам приобрести чужие
Алексей Зайко
Рисунки Константина Батынкова
Конец лета для бухгалтеров обычно спокойное время. Отчет за второй квартал уже сдан, за третий еще не скоро, так что можно расслабиться, и большинство сотрудников уходят в отпуска. Но в августе 2000 года счетоводам ряда крупных кемеровских компаний и заводов было не до отдыха. Полученный ими накануне циркуляр ФГУП «Главный межрегиональный центр обработки и распространения статистической информации Федеральной службы государственной статистики» (ГМЦ Росстат) предписывал срочно подготовить и представить скрупулезный отчет об экономической деятельности «для ведения и обновления государственного реестра». Попытки бухгалтеров получить дополнительные инструкции в территориальных подразделениях Росстата успеха не имели. Как выяснилось, никакого опроса компаний ГМЦ Росстат в этот период не проводил, а разосланные запросы были поддельными. Иными словами, имела место масштабная «троянская» операция по сбору конфиденциальных экономических сведений.
Все люди делают это
Впрочем, когда речь идет о промышленном шпионаже, откровенно нелегальные методы — это скорее исключение, чем правило. По оценке президента Гильдии маркетологов России Игоря Березина, в среднем 70-80% информации о конкурентах можно получить вполне законным способом, используя открытые источники: газеты, журналы и интернет, просто слушая разговоры нужных людей в кафе, барах, ресторанах. Еще порядка 25% конфиденциальных сведений добывается за счет легальных мероприятий, таких как закупка товаров конкурента, участие в ярмарках, выставках, конференциях, где собирается вся доступная или оставленная по недосмотру документация и информация, фотографируется все, что возможно, посещение предприятий. Там, где стандартные методы не приносят результата, в ход идут более изощренные и дорогостоящие. Например, заключение от имени подставных компаний контрактов на выполнение научно-исследовательских работ в лабораториях конкурентов, отправка на учебу за рубеж студентов и стажеров, ведение заведомо безрезультатных переговоров, в процессе которых постоянно запрашивается дополнительная информация.
Новый импульс к развитию экономического и промышленного шпионажа дало завершение холодной войны. Огромным разведывательным организациям бывших противников срочно требовалось найти новое поле деятельности. В США расходы на государственную экономическую разведку составляют в последние годы почти 40% от того, что тратят все спецслужбы. В апреле 1993 года представитель штаб-квартиры ЦРУ Лоуренс Кристчен в интервью журналу Fortune заметил, что американская разведка переносит основной акцент своей деятельности из сферы военно-политической в сферу глобального бизнеса.
Операция «Брунгильда»
История российской экономической разведки началась в апреле 1921 года, когда в составе ВЧК был создан отдел коммерчески-промышленной разведки в связи с возобновлением Советской Россией экспортно-импортных отношений с зарубежными странами. В 1925 году было организационно оформлено подразделение научно-технической разведки. Пик активности этих ведомств пришелся на 70-80-е годы, когда Советский Союз был втянут в разорительную гонку вооружений. В качестве одного из основных инструментов для преодоления научно-технического отставания от Запада было решено использовать разведывательные сети, контролируемые КГБ и дружественными спецслужбами в развитых странах. Главным координирующим органом стала Военно-промышленная комиссия, которую с 1963 года возглавлял Леонид Смирнов, а после его отставки в 1985 году — Юрий Маслюков.
Работа комиссии, как и вся деятельность госаппарата, строилась на плановых принципах. К определенному сроку министерства, связанные с военной промышленностью, обязаны были представить в комиссию свои заявки на чужие секреты. На основе этих заявок после сортировки и анализа формировался разведывательный годовой план, задания из которого распределялись разведорганам (КГБ, ГРУ, службам разведки стран Восточной Европы и т. д.) в соответствии с их «специализацией».
В конце года разведслужбы сдавали в Военно-промышленную комиссию отчеты о проведенной работе, часть информации из которых, вместе с образцами материалов и приборов, передавалась в профильные НИИ и конструкторские бюро.
С конца 1970-х Советский Союз получил на Западе более 30 тыс. единиц усовершенствованного оборудования и около 400 тыс. документов. По западным оценкам, только два министерства — Министерство оборонной промышленности и Министерство авиапромышленности — благодаря полученной разведкой информации смогли сэкономить с 1976-го по 1980 год сумму, эквивалентную годовой отдаче от работы 100 тыс. научных сотрудников.
Одним из малоизвестных, но важных достижений советской промышленной разведки стала, в частности, операция «Брунгильда», в результате которой Советскому Союзу удалось почти одновременно с западными конкурентами и в значительной степени за счет британской BAE и французской Aerospatiale создать собственный сверхзвуковой лайнер. История близкого и незаконного родства европейского Concord и советского Ту-144 началась в 1957 году, когда в руки советских разведчиков попали первые сведения о новом проекте, и стала достоянием гласности в 1965-м, после высылки из Парижа официального представителя «Аэрофлота» Сергея Павлова.
Скрытая угроза
Сегодня государственная экономическая и научно-техническая разведка России похвастаться подобными достижениями вряд ли способна. Последние пятнадцать лет Россия была скорее донором, чем потребителем мирового подпольного рынка технологий и экономических секретов. Только в США, по официальным данным на конец 2000 года, было получено около 800 патентов на вывезенные из России технологии. Эта цифра стала известна только благодаря тому, что американское законодательство обязывает в заявке на получение патента указывать имя изобретателя, а в качестве изобретателей упомянуты россияне.
 |
| Промышленный шпионаж стал настолько популярным, что служит сюжетом для многих компьтерных игр |
Между тем по мере развития российской экономики проблемы промышленного шпионажа с уровня государственного переходят, так сказать, на корпоративный. Конечно, сами отечественные бизнесмены, как и их зарубежные коллеги, предпочитают о подобных инцидентах по вполне понятным причинам не распространяться, но об особенностях российского подхода к промышленному шпионажу можно судить по тем эпизодам, которые стали достоянием гласности.
В 1990-е годы многие российские предприятия возлагали большие надежды на сотрудничество с иностранными партнерами. Увы, порой предполагаемое партнерство оказывалось лишь прикрытием для разведывательной деятельности. Подобная ситуация возникла, например, в ЗАО «Морские навигационные системы», образованном в Петербурге на базе объединения «Равенство». На российскую компанию с предложением установить кооперационные связи и наладить выпуск совместной продукции вышли представители норвежской Norcontrol. В ходе переговоров норвежцы получили право доступа к открытым разработкам российской компании в области радиолокационных систем. Однако, как показало время, декларации Norcontrol о заинтересованности в выпуске совместной продукции были лишь предлогом. Результат: российская сторона была вынуждена скрывать от партнера-учредителя свои последние разработки.
Аналогичная история имела место на кингисеппском АООТ «Фосфорит». Финская химическая компания Kemira под предлогом заинтересованности в создании совместного предприятия по выпуску сложных минеральных удобрений получила информацию об основных фондах, технологиях и номенклатуре выпускаемой продукции. От планов создания СП Kemira отказалась, но вскоре предложила на европейский рынок удобрения, по химическому составу аналогичные выпускаемым на «Фосфорите», но по более низким ценам. В результате ряд западных фирм от закупки российских минеральных удобрений отказался.
В январе 2002 года стало известно о попытке промышленного шпионажа в отношении омского филиала Института катализа Сибирского отделения Академии наук России. Именно этот филиал ведет разработку катализаторов для Омского НПЗ, основного перерабатывающего предприятия компании «Сибнефть». В 2000 году «Сибнефть» заявила о намерениях вывести на рынок катализаторы крекинга нефти, удешевляющие производство высокооктановых бензинов на 30%. Важным фактором потенциального успеха было то, что на Омском НПЗ осталась единственная в СНГ катализаторная фабрика мощностью 4,5 тыс. тонн в год. В тот период она была загружена всего на 2,3 тыс. тонн и обеспечивала потребности только самого завода. Остальные нефтезаводы стран СНГ закупали импортные катализаторы — американской компании Grace Davidson и голландской Engelgardt. В результате утечки информации из компьютерной сети Института катализа эти планы были поставлены под угрозу.
В феврале того же года попытка хищения технологических секретов была предотвращена на НЛМК. В начале января служба безопасности комбината получила сигнал о том, что Иван Трунов — представитель китайской компании Mayerton Trading, недавно заключившей с комбинатом договор на поставку слябов (заготовки для производства проката), — проявляет большой интерес к технической документации предприятия. Особенно к той, где содержалась информация о производстве непрерывно-литых слябов. За чрезмерно любопытным Труновым было организовано наблюдение. Вскоре сотрудник службы безопасности заметил, как трейдер вынес из одной лаборатории пачку документов. Подозреваемому дали выйти с территории комбината и задержали уже на проходной, разрешения на вынос технической документации у представителя китайской компании не было. По словам представителя пресс-службы НЛМК Андрея Сидорова, изъятые у Трунова документы представляли собой конфиденциальную инструкцию по применению разработанной специалистами комбината технологии производства слябов.
 |
| В США, только по официальным данным на конец 2000 года, было получено около 800 патентов на вывезенные из России технологии |
С попытками промышленного шпионажа неоднократно сталкивались и на Ирбитском мотоциклетном заводе (ИМЗ). Сначала к уральцам обратился Киевский мотоциклетный завод с предложением создать совместное предприятие по производству двигателей. «У нас запросили техническую документацию, и это настораживало, — вспоминает директор по маркетингу и продажам ИМЗ Дмитрий Лебединский. — Мы предложили сначала обсудить финансовые аспекты создания СП. Ответа не последовало». Очень похожая история была у ИМЗ с одной компанией из Китая. В обоих случаях, по мнению Дмитрия Лебединского, имела место попытка конкурентов получить конфиденциальную информацию. Однако наиболее опасным случаем промышленного шпионажа в отношении ИМЗ Лебединский считает инцидент с компанией Ural-America, продававшей продукцию Ирбитского завода в США. По словам бизнесмена, она попыталась скопировать технологию производства модели «Ретро», только что появившейся у завода. Американцы разобрали мотоцикл и переправили детали в Китай, где их должны были скопировать один в один. Налаживанию пиратского производства удалось помешать, хотя Дмитрий Лебединский не говорит, как на ИМЗ узнали о планах Ural-America. «Мы пригрозили американцам подать на них в суд, и этого оказалось достаточно», — пояснил он. После случившегося компания отказалась от дистрибутора и вернула себе права на марку Ural в США.
Японский вариант
По мнению члена комитета Госдумы по безопасности Геннадия Гудкова, промышленный шпионаж в нашей стране пока не поднялся до уровня национальной проблемы хотя бы потому, что Россия является не высокоразвитой технологической державой, а сырьевой, которая в лучшем случае осваивает чужие технологии. От повышенного интереса иностранцев страдают лишь некоторые конкурентоспособные на мировом рынке отрасли, в частности авиационная. Однако это не значит, что российским компаниям из других секторов не о чем беспокоиться.
Специалисты называют несколько причин, в силу которых промышленный шпионаж опасен для всех. Во-первых, в последние годы стремительно возросла стоимость инноваций — государства и крупные корпорации вынуждены все больше средств инвестировать в исследовательскую деятельность с трудно прогнозируемой отдачей. Во-вторых, сами инновации имеют тенденцию стремительно устаревать. Кроме того, в передовых странах фундаментальная наука все теснее срастается с крупным бизнесом. В результате возникла любопытная ситуация: инвесторам стало выгоднее вкладывать средства не в саму инновационную деятельность, а в инфраструктуру по добыванию информации о ней.
По мере развития отечественного бизнеса рост конкуренции с зарубежными компаниями неизбежен, и в этой ситуации ни одна, даже самая мощная, частная служба безопасности не сможет тягаться со спецслужбами государств, поддерживающими конкурентов.
Пока крупные отечественные компании, имея свои собственные хорошо финансируемые службы безопасности, предпочитают налаживать некий «неофициальный обмен информацией» с государственными спецслужбами. При этом обмен идет преимущественно в одну сторону — от государства к частникам, что открывает прямой путь к коррупции в спецслужбах. В таком контексте необходима выработка долгосрочной стратегии, совмещающей защиту интересов национальной промышленности. И старая советская модель Военно-промышленной комиссии — вовсе не единственная из тех, что могут быть использованы.
В Японии промышленная разведка действует под прикрытием Министерства международной торговли и промышленности (MITI) и Японской внешнеторговой организации (JETRO). Обе структуры выступают в роли координаторов между разведслужбами частных корпораций и государственными органами Японии. И эффективность такой системы считается очень высокой. По оценкам ЦРУ, одна из предпосылок того, что Япония вытеснила Соединенные Штаты с рынка микроэлектроники, очень проста: 70% базовых данных, необходимых для производства микрокристаллов, было собрано японскими частными агентами. Так что нашим компаниям есть у кого поучиться.
Источник: http://www.epr-magazine.ru/business/corporative/secret_knowledge/
